Впечатления

Первая мысль, которая приходит мне в голову при упоминании этой книги: существует любовь, которая бывает выше социально-культурных установок и даже как будто собственных принципов и ценностей. Я вижу идею всей книги в этой цитате:

– Да я не хочу знать! — почти вскрикнула она. — Не хочу. Раскаиваюсь я в том, что сделала? Нет, нет и нет. И если б опять то же, сначала, то было бы то же. Для нас, для меня и для вас, важно только одно: любим ли мы друг друга. А других нет соображений. Для чего мы живем здесь врозь и не видимся? Почему я не могу ехать. Я тебя люблю, и мне все равно…

Также эта книга мне напоминает целую “энциклопедию” семейной жизни — в наше время на основе этих сюжетов сделали бы объёмный подкаст.

А ещё: что из одной художественной книги 19 века, подобной этой, я узнал об уважении и почтительности больше, чем за всю свою жизнь.

Познакомимся с героями

Главные герои

  • Анна Ахматова — Красавица, вышедшая замуж не по любви, а по настоянию родителей — обычное дело для того времени.
  • Константин Левин — Формально князь, но презирающий светские устои, враньё, ханжество. Из-за этого плохо вписывается в светское общество, но всё ещё уважаем и любим.
  • Алексей Вронский — Щегол, честолюбец, молодой, красивый, богатый, сын маминой подруги.
  • Алексей Александрович — Муж Анны Ахматовой. Серьёзный человек со связями; типичный трудоголик, у которого нет времени на баловство.

Второстепенные герои

  • Степан Аркадьич Облонский — Брат Анны Ахматовой, муж Дарьи Щербацкой (Долли). Типичный зажиточный русский и “свой парень”. Без своего мнения, но которого все любят и уважают за его мягкость и обходительность. Ничего не умеет, но имеет связи.
  • Екатерина Щербацкая (Долли) — Сестра Дарьи Щербацкой, мимолётно влюбилась во Вронского, отказала Левину в свадьбе. Позже женилась на Левине.

В книге можно проследить две сюжетные линии: Ахматовой и Левина — большая часть глав посвящена одной из этих двух линий. Некоторая часть книги посвящена общей линии, в которой герои пересекаются. Некоторые главы посвящены почти полностью второстепенным героям: например, Степану Аркадьичу, Вареньке, Алексею Александровичу.

Насколько я могу судить, Левин является олицетворением автора — в линии Левина Толстой в том числе описывает современные проблемы внутренней политики и социальной жизни в России. У меня почти не остаётся сомнений, так как Левин, человек зажиточный и по факту князь, тем не менее предпочитал жить в селе, работать физически вместе с мужиками и общаться с ними, а светское общество презирал из-за их лживости и напыщенности:

Кого он вчера целовал этими губами?» — думал он, глядя на нежности Степана Аркадьича с женой. Он посмотрел на Долли, и она тоже не понравилась ему. «Ведь она не верит его любви. Так чему же она так рада? Отвратительно!» — думал Левин.

Он посмотрел на княгиню, которая так мила была ему минуту тому назад, и ему не понравилась та манера, с которою она, как к себе в дом, приветствовала этого Васеньку с его лентами.

Даже Сергей Иванович, который тоже вышел на крыльцо, показался ему неприятен тем притворным дружелюбием, с которым он встретил Степана Аркадьича, тогда как Левин знал, что брат его не любил и не уважал Облонского.

И Варенька, и та ему была противна тем, как она с своим видом sainte nitouche знакомилась с этим господином, тогда как только и думала о том, как бы ей выйти замуж.

И противнее всех была Кити тем, как она поддалась тому тону веселья, с которым этот господин, как на праздник для себя и для всех, смотрел на свой приезд в деревню, и в особенности неприятна была тою особенною улыбкой, которою она отвечала на его улыбки.

Кроме вопросов внутреннего устройства, Левин постоянно задавался вопросами философии и религии, бытия, и веры — подобные “мысли вслух” можно проследить и в других произведениях Толстого: Воскресение и Исповедь.

Что касательно Анны и Вронского, роман будто поставлен так, что иначе их знакомство не могло закончиться — у обоих страстная душа, рвущаяся наружу.

Анна много лет в браке с человеком, которого выбрала не она и которого ненавидит. Её муж — достойный и уважаемый человек в обществе, не ревнив, холоден, твёрд, прямолинеен, в работе профессионал. Любит Анну и любит их сына. Но Анне противна его любовь и противен сам он как человек; она называла его машиной из-за его холодности и беспристрастия.

Даже когда Анна была при смерти, Алексей Александрович расплакался и простил её измену, Анна ненавидела его ещё больше, потому что своим прощением он поставил её в состояние вечной должницы. Даже когда всё раскрылось и даже самому Алексею Александровичу стала понятна измена Анны, она продолжала лгать, её уже было не остановить.

Вронский — вольная душа и щегол, ищущий себе в каком-то смысле ровню. Когда они с Анной сошлись, их отношения напоминали взаимную зависимость:

Он был недоволен ею за то, что она не могла взять на себя отпустить его, когда это было нужно (и как странно ему было думать, что он, так недавно еще не смевший верить тому счастью, что она может полюбить его, теперь чувствовал себя несчастным оттого, что она слишком любит его!)

Вронский и Анна всё-таки стали жить вместе, но и в их отношениях настал кризис. Оба они порывисто хватались то за одно, то за другое: Анна читала книги, Вронский занялся живописью, потом скупкой старины, потом строительством имения, школ, больницы — одной любовью сыт не будешь:

И как голодное животное хватает всякий попадающийся предмет, надеясь найти в нем пищу, так и Вронский совершенно бессознательно хватался то за политику, то за новые книги, то за картины. Так как смолоду у него была способность к живописи и так как он, не зная, куда тратить свои деньги, начал собирать гравюры, он остановился на живописи, стал заниматься ею и в нее положил тот незанятый запас желаний, который требовал удовлетворения.

Что стоит отметить вне сюжета

  1. Ссора в браке и измены описывались как что-то обыденное.
    Впоследствии не раз вскользь обозначалось современное мнение автора по этому поводу: со стороны мужчин — в основном с помощью Степана Аркадьича, со стороны женщин — в диалогах с княгиней Бетси. Из их разговоров мы понимаем, что интрижки в высшем свете были чем-то обыденным, и в этом смысле Анна была не хуже их. Просто она перешла некую черту.
  2. Существует любовь, которая бывает выше социально-культурных установок — как в хорошем смысле (Левин и Кити), так и в плохом (Вронский и Анна)
  3. Автор уделяет некоторое внимание образованию женщин и положению женщин в браке.
    Примеров немало: несчастливый брак Анны без любви, попытки Анны занять себя в имении Вронского, принятие Долли измены Степана Аркадьича и в целом их брак, место Кити в жизни Левина.
  4. Как легко и много люди встречались и разговаривали, не только со знакомыми, но и вообще с новыми людьми — small talk во всей красе, а было всего 200 лет назад. Ходить в гости было явлением частым и обыденным; было как средством поддержания дружбы, так и способом знакомства. Теперь же подобное общение переместилось в виртуальный мир и стало лишено человеческого тепла.

Специфичность русской литературы и манеры Толстого

Русские классики любили подмечать в своих произведениях чувства, жесты эмоции героев — что творится в их душе и в душах тех, кто рядом. Читая множество подобных описаний “того, что скрыто”, ощущаешь, будто знаешь что-то скрытое, что недоступно другим. От этого чувствуешь себя более наполненным, глубоким, танинственным, разносторонним, многогранным.

Толстой яркий представитель такого подхода. Если отмечать его творчество отдельно, я бы сказал, что подход к повествованию Толстого мастерский, и оттого слегка фальшивый. Он даёт предысторию и контекст — но ровно в той степени, в которой нужно: достаточно для понимания, и без лишней информации. И ровно тогда, когда это нужно. Странно придираться к буквально идельно выстроенному порядку в книге, но этот порядок чувствуется и немного смущает.

Толстой отмечал и сразу на месте описывал, что чувствует герой в моменте. Это тоже можно отнести к контексту. Автор не оставляет читателя ни на минуту, что одновременно и приятно, но и оставляет меньше места для домыслов и воображения.

Поэтому в целом картина рисовалась вполне органичная и самодостаточная, но вместе с этим чувствовалась некоторая искусственность — то есть Толстой настолько мастерски вставлял в нужные места необходимый контекст, что сам текст получался слишком уж формализованным, ненастоящим, похожим на решённую формулу.

Послесловие — немного рефлексии

Давно не читал художественную литературу — да и литературу вообще — в таком объёме. Годы почти без художественной литературы сделали мою жизнь прагматичной, сухой и скучной, холодной и жёсткой, как сталь. В последнее время это были книги либо практичные и полезные, либо просто не очень интересные. Я снова убедился в том, что практические книги, публицистику, нужно разбавлять. В душе есть много места для мечтаний, для фантазий, для мягкости, милости и прочего. И вот эту часть я нахожу в художественной литературе.

Теперь я чувствую себя как тающий снеговик. Такое вот чтение “ненужной” классики вернуло мне вообще любовь к чтению, любых книг, а не только классики. Я встаю и засыпаю с мыслями о сюжете, и это приятно. Воображение снова в деле. Я чувствую, как я сам становлюсь мягче, мечтательнее. Моё сердце бьётся, когда я ставлю себя на место героев. Это также и вдохновляет меня на действия, на которые бы я в ином случае никогда бы не пошёл, будучи тем “холодным и прагматичным”.

Цитаты

  1. Она чувствовала, что в эту минуту не могла выразить словами того чувства стыда, радости и ужаса пред этим вступлением в новую жизнь и не хотела говорить об этом, опошливать это чувство неточными словами.
  2. – Постой, постой, — заговорил он, перебивая Облонского, — ты говоришь: аристократизм. А позволь тебя спросить, в чем состоит этот аристократизм Вронского или кого бы то ни было, — такой аристократизм, чтобы можно было пренебречь мною? Ты считаешь Вронского аристократом, но я нет. Человек, отец которого вылез из ничего пронырством, мать которого бог знает с кем не была в связи… Нет, уж извини, но я считаю аристократом себя и людей, подобных мне, которые в прошедшем могут указать на три-четыре честные поколения семей, находившихся на высшей степени образования (дарованье и ум — это другое дело), и которые никогда ни перед кем не подличали, никогда ни в ком не нуждались, как жили мой отец, мой дед. И я знаю много таких. Тебе низко кажется, что я считаю деревья в лесу, а ты даришь тридцать тысяч Рябинину; но ты получишь аренду и не знаю еще что, а я не получу и потому дорожу родовым и трудовым… Мы аристократы, а не те, которые могут существовать только подачками от сильных мира сего и кого купить можно за двугривенный.
  3. не хотела об этом говорить, опошливать это чувство неверными словами
  4. Две страсти эти не мешали одна другом. Напротив, ему нужно было занятие и увлечение, не зависимое от его любви, на котором он освежался и отдыхал от слишком волновавших его впечатлений.
  5. – Да, я теперь все поняла, — продолжала Дарья Александровна. — Вы этого не можете понять; вам, мужчинам, свободным и выбирающим, всегда ясно, кого вы любите. Но девушка в положении ожидания, с этим женским, девичьим стыдом, девушка, которая видит вас, мужчин, издалека, принимает все на слово, — у девушки бывает и может быть такое чувство, что она не знает, что сказать.
    – Да, если сердце не говорит…
    – Нет, сердце говорит, но вы подумайте: вы, мужчины, имеете виды на девушку, вы ездите в дом, вы сближаетесь, высматриваете, выжидаете, найдете ли вы то, что вы любите, и потом, когда вы убеждены, что любите, вы делаете предложение…
    – Ну, это не совсем так.
    – Все равно, вы делаете предложение, когда ваша любовь созрела или когда у вас между двумя выбираемыми совершился перевес. А девушку не спрашивают. Хотят, чтоб она сама выбирала, а она не может выбрать и только отвечает: да и нет.
  6. Эти два человека были так родны и близки друг другу, что малейшее движение, тон голоса говорил для общих больше, чем все, что можно сказать словами.
  7. – Более решительного врага женитьбы, как вы, я не видал, — сказал Сергей Иванович.
    – Нет, я не враг. Я друг разделения труда. Люди, которые делать ничего не могут, должны делать людей, а остальные — содействовать их просвещению и счастью. Вот как я понимаю. Мешать два эти ремесла есть тьма охотников, я не из их числа.
  8. Занятия его и хозяйством и книгой, в которой должны были быть изложены основания нового хозяйства, не были оставлены им; но как прежде эти занятия и мысли показались ему малы и ничтожны в сравнении с мраком, покрывшим всю жизнь, так точно неважны и малы они казались теперь в сравнении с тою облитою ярким светом счастья предстоящею жизнью. Он продолжал свои занятия, но чувствовал теперь, что центр тяжести его внимания перешел на другое и что вследствие этого он совсем иначе и яснее смотрит на дело. Прежде дело это было для него спасением от жизни. Прежде он чувствовал, что без этого дела жизнь его будет слишком мрачна. Теперь же занятия эти ему были необходимы, чтобы жизнь не была слишком однообразно светла.

--

--